Уинстон Черчилль, которому нет равных

Когда-то в детстве, когда я еще ничего не знал ни о политике, ни о политиках, Уинстон Черчилль был для меня героем без страха и упрека. С тех пор я много чего узнал и о нем, и о политике. Но удивительное дело: желания упрекнуть его в чем-то так и не возникло.

В 1941 году, выступая перед учениками одной из частных школ, Черчилль изложил это свое кредо: «Никогда и ни перед кем не пасуйте...» При этом «уступать», «пасовать» и «извиняться» для него были синонимами. Он ни разу не извинился за то, что в 1930-х годах отзывался необыкновенно лестно о Муссолини, а чуть позже, менее лестно, но все равно с надеждой, – о Гитлере. Во время войны он ни разу не извинился перед Сталиным за то, что называл большевиков «дикими, свирепыми бабуинами», которые «скачут среди трупов своих бесчисленных жертв». После войны, даже возмущаясь «железным занавесом» в Европе, он не извинился, к примеру, перед Польшей и Литвой за то, что до этого публично и страстно защищал интересы Сталина в том, что касалось польской и литовской территорий.

Это о большом. Что же до мелкого, то он, разумеется, и не подумал извиняться перед Франклином Д. Рузвельтом, когда попался ему на глаза в Белом доме в чем мать родила: Черчилль привык по собственному дому разгуливать голышом. «Мне нечего скрывать от президента Соединенных Штатов», – только и заметил он, проходя в свою комнату. А соседке по купе, которая обнаружила, что у него расстегнута ширинка (белья Черчилль не носил), и воскликнула: «Сэр, как вам не стыдно, у вас там все торчит!» – он спокойно ответил: «Мадам, не льстите себе, там ничего не торчит, там виднеется». И, разумеется, он не извинился ни перед кем из своих политических врагов, брезгливое презрение к которым он никогда не пытался скрывать. Говорят, он позволил случиться Перл-Харбору, чтобы втянуть США в войну. А до этого он трижды менял партию, всякий раз получая от перехода максимум преимуществ. Любой политик, соверши он хотя бы подобный поступок, был бы обречен на вечное презрение. С Черчиллем этого не произошло. Он вызывал самые разные эмоции, от преклонения до ненависти. Но все они уходят на второй план перед главным – уважением. Возможно, потому что неразборчивость в средствах сочеталась у него с величием цели. А еще потому, что кроме политического оппортунизма в нем была природная способность к подвигу и благородству. Он бежал из бурского плена в 1899 году, а в 1915 году, потеряв пост Первого лорда Адмиралтейства, отправился воевать на французский фронт. Наконец, уходя в отставку в 1945 году, наотрез отказался от титула герцога Лондонского, говоря, что тот, кто проиграл выборы, недостоин награды.

Как бы то ни было, когда думаешь о Черчилле, то на память приходит не грузный неряха, сноб и любитель сигар и виски, а премьер-министр воюющей Британии, сказавший парламенту и нации: «Все, что я могу вам предложить, – это кровь, тяжкий труд, слезы и пот». Как мы знаем, его предложение было принято...

Его взгляд на мир
«Никогда и ни перед кем не пасуйте – никогда и ни в чем: ни в великом, ни в малом, ни в важных вещах, ни в пустяках – и никогда никому не уступайте».
«Если бы Гитлер вторгся в ад, я по меньшей мере благожелательно отозвался бы о Cатане в палате общин».
«Вряд ли что-нибудь может сравниться с тем радостным возбуждением, которое испытываешь, когда в тебя стреляют, но не попадают».
«Реальность – это иллюзия, вызываемая недостатком алкоголя».